Не доказывай, в этом больше нет нужды. Зрители и актеры покинули зал, ты одна, как дурочка, кружишь по сцене, из кожи лезешь. Не надо, остановись. Все ушли. Выдыхай впервые за тяжелый год.

Если я не выскажу это - клянусь, умру от распирающей грусти и теплоты. Медово тягучей.

Я в школе позиционировалась как зритель. Две подруги и не надо никакого участия в иерархической гонке, пожауйста, не надо.
Я была из девочек, которые мечтали быть королевой выпускного и убивались осознанием, что не будут.

Я нравилась ему с пятого класса.
Помню себя. Странная, неуместо эпатажная и беспричинно высокомерная. Такой осталась.

Я никогда в стенах школы не выглядела красиво. Как с выпускным - крест, табу.

И я ему нравлюсь.
Поверить не могу, что могла понравиться хоть кому-то. Правда.

Помните содержание романа "Герой нашего времени"?

Я искренне презирала Печорина. Печорин напоминал мне худших из мужчин в совокупности. А сейчас - я осознала сходство с Ним.
Охота ради охоты (отношения с заранее решенным финалом), поиск в романтическом и реалистическом; противоречия.

В Нем есть много качеств, которые хороши по отедельности и которые в сумме не дают ничего. Чувствую себя такой же. Незаконченный слепок всего подряд.

Кто из литературных героев кажется вам идеальным и достойным подражания?

– Сколько волка не корми, все равно в лес смотрит; и ты, моя дорогая, волк.

Я скучала по своему лесу, который видела в К.
Не было насыщенной любви, была страсть. Не было нежности, было понимание.

Мы встречались раз в неделю, никогда не говорили по телефону. Я хотела бы слышать его голос чаще, но тем отчаянно не находилось.

Когда я позволила себе погрузиться в другое счастье (в другом человеке), когда бросила его, была легкая грусть, со временем ставшая ноющей тоской.

Он не был принцем. Разве что, принцем трущоб.
Я не была с ним принцессой. Не брезговала лазить по чужим дачам, пить на крыше гаражей.
Это был мой лес. Темный, страшный, но мой.

Истерики.
Хорошо, давайте обсудим.

Знакомые, друзья родители - люди - говорят, мол, мы выслушаем, нам интересно.
Лицемерие из соображений этики.

Тебе глубоко плевать на очередную несчастную любовь сегодняшней собеседницы — но ты не признаешься, будешь изображать сочувствие до победного конца.
Тебе совсем нет дела до чужих историй; как музыкант в пустом концертном зале, кто-то хочет быть услышаным. Ты, добрый самаритянин, слушаешь.
Каков подвиг!

Я привыкла сообщать миру вокруг свои случайные мысли. От мира я не жду отдачи.
Но ты, человек, что называет себя маяком во тьме, вдохновителем, ты. Ты не можешь бросить свое "ага", словно кость собаке. Разбить своим безразличием всю трехсложную конструкцию доверия.

Он убил во мне девочку; я не виню. Я, в изощренном смысле, благодарна.
Он убил ее быстро, но кончик языка сохранил гадкое послевкусие слез.

Помочь людям достигнуть раскаяния? Заставить людей достигнуть раскаяния.

– Не по православным канонам это.

Затея утратила первоначальный смысл. Раз за разом выслушивать ложь, зная правду; нет бы уйти с громким хлопком двери, нет! Раз за разом пытаться найти искренность в вязких и плохопахнущих словах.

Я не живу в мире иллюзий, где люди говорят правду. Во мне нет смелости или наглости призвать к ответу лжецов.
…я тихо, шепотом, задаю нравственную дилемму: можно врать девочке, которая безоговорочно верит каждому твоему слову?
Почему девочка не заслужила ранящей честности в умеренном количестве? Ты потерял её обожание в любом случае, значит, врать - привычка? Девочке дурно от всевозможных подлостей, что ты делал, номинально будучи с ней. Был ли ты с ней?

И первая наша встреча казалась совершенно обыденной.

Её глаза — карие, не похожие на мои, не обладающие тенью надменности. Имя произносилось нараспев, каждая буква. Юля.
До боли открытая миру и потому мне не понятная. Секретом этой девушки было отсутствие секретов.

Я жмурила глаза от света, а Юля стремилась к нему всей сущностью.

Наблюдение за неистовыми попытками достичь идеалов — забава. Самокоронованная принцесса, с высоты трона на всё смотрящая, я не думала, что однажды венец заржавеет, а дворец обратится пеплом.

Желание самыми кончиками пальцев выводить очертания её тела будоражило. Если бы за чашкой чая или, может, за бокалом вина, собеседник спросил о прекраснейшем, что доводилось мне видеть — я бы рассказала о туманах Англии, улицах Франции, но не о девушке, ставшей для меня чем-то совсем сокровенным.

Попытка занять ведущую позицию в любых отношениях оправдывалась лишь стремлением никогда не чувствовать слабость (в малейших проявлениях).

Её уход не был уходом солнца с моего неба, скорее погасшей звездой. И, думалось, погасшую заменит другая.
Но новые звезды складывались в целые созвездия; для Юли не осталось места.